Права на прокат этого нашумевшего иранского фильма приобрели 50 стран еще до официального релиза. Почему его так хотят посмотреть во всем мире, какие острые вопросы он поднимает, в чем его актуальность?
Необходимый контекст
Кинематографическое течение «иранская новая волна» подарило миру множество имен талантливых режиссеров. Водоразделом для двух периодов этого культурного явления стала Исламская революция 1979 года. Новый порядок, который был построен на жестоком подавлении любых выступлений оппозиции и несогласия с деятельностью государственных структур, оказал огромное влияние на киноязык представителей этого кинофеномена. Для первого поколения режиссеров были характерны медитативность и реалистичность, минимализм и относительно свободные социальные высказывания. Однако со временем в стране установилась тотальная цензура, и деятели искусства уже не могли открыто выражать свои мысли. Им приходилось использовать язык аллегорий, притч и иносказаний. Большинство выдающихся режиссеров вынуждены были покинуть родину и снимать свои картины за рубежом. Фильмы Мохсена Махмальбафа («Кандагар»), который сейчас является президентом Азиатской киноакадемии, запрещены в Иране. Один из лидеров новой волны Аббас Киаростами («Вкус вишни») провел последние годы жизни в эмиграции. Джафар Панхи («Такси») подвергся преследованиям со стороны государства, но не прекращал снимать кино даже под домашним арестом.
Что осталось за кадром
Режиссер Мохаммад Расулоф давно известен как бескомпромиссный автор фильмов о социальных язвах общества. Но, даже не затрагивая политических тем, его фильмы вызывали недовольство представителей исламской власти. В условиях жестких ограничений он продолжал попытки заниматься творчеством. Его картина «Зла не существует» (2022) о пути к свободе четырех мужчин получила главный приз на кинофестивале в Берлине. Тогда режиссер не смог получить статуэтку «Золотого медведя» из-за запрета на выезд из Ирана.
Мохаммад Расулоф в прошлом уже дважды заключался под стражу из-за своих высказываний в адрес правительства и по обвинению в незаконной съемке фильма. Свою новую картину «Семя священного инжира» (2024) он снимал тайно. В это же время власти приговорили режиссера к восьми годам заключения за его публичные заявления и за снятые им фильмы. Все участники съемочной группы новой картины были подвергнуты допросам, им было запрещено покидать страну. Актрис фильма обвинили в неправильном ношении хиджаба. Режиссер бежал из Тегерана и сам привез свой новый фильм на Каннский кинофестиваль. Там картина участвовала в основной программе и получила пять призов. Затем фильм вошел в пятерку номинантов на премию «Оскар-2025» как лучший фильм на иностранном языке.
В теле самого фильма автор использует документальные кадры студенческих волнений и народного неповиновения в разных частях Ирана осенью 2022 года. Эпизоды жестоких расправ над протестующими были сняты участниками и свидетелями событий на мобильные телефоны.
Когда твой папа — палач
Действие картины разворачивается в современном Тегеране. Благополучная и обеспеченная семья проживает в спокойном спальном районе города. Покорная и уравновешенная мама-домохозяйка Наджме (Сохейла Голестан) хлопочет на кухне и готовит своих повзрослевших дочерей — старшую Ревзан (Махса Ростами) и младшую Сану (Сетаре Малеки) — к новому учебному году. Она поглощена заботами и ее не интересует, что входит в обязанности мужа Имана (Миссах Зарех) на его должности судебного следователя. Ей достаточно знать то, что он госслужащий и скоро получит повышение. А это означает, что вожделенная трехкомнатная квартира уже не за горами.
Наджме начинает понимать, что профессия супруга как-то связана с переменами в нем. Он становится замкнут и крайне тревожен. Когда в городе вспыхивает волна народных протестов, вызванных убийством полицией студентки Махсы Амини из-за того, что она была на улице без хиджаба, Иман вынужден рассказать жене, что он теперь занимается не столько расследованием тяжких преступлений, сколько допросами протестующих и подписанием приказов на их смертные казни. Его дочери сочувствуют своим одноклассникам, попавшим в эпицентр расправ. Их учебные заведения закрываются из-за массовых протестов учителей и учащихся. Девушки внимательно следят за событиями в интернете и понимают всю несправедливость и жестокость происходящего. Самый большой страх Имана состоит в том, что его личные данные могут попасть в Сеть. Ему самому и семье может грозить опасность со стороны родственников осужденных и любого противника режима. Мучительная тревога быстро перерастает в паранойю. Для защиты Иман приносит домой пистолет. История начинает стремительно развиваться, когда оружие исчезает.
Террор в отдельно взятой квартире
Мохаммад Расулоф умело раскручивает драматическую пружину. От сдержано молящегося в отдаленной мечети смиренного прихожанина и любящего отца на старом семейном видео — через нарастающее напряжение страха и желание подавить любое неповиновение — Иман превращается в опасного для близких маниакального тирана. В замкнутом пространстве квартиры начинается поиск пистолета с обысками и допросами. Настоящее следствие с пристрастием постоянно осложняется новыми ужасающими открытиями. Мать семейства Наджме, живущая в изолированном пространстве семьи, опасается живого мира. Она получает дозированную и искаженную информацию о нем только с экрана телевизора. Не впуская внешнюю беду в свой дом, женщина вдруг понимает, что главная угроза и настоящий враг всегда были рядом. Но из-за своего воспитания и впитанных с детства традиций покорности она не в силах бороться. Новое поколение женщин Ирана, представленное в фильме юными дочерями, отважно восстает против унижения и насилия отца.
История отдельной семьи поднимается до уровня метафоры целого общества, где не существует справедливого закона, а сильный подавляет слабого, прикрываясь древними традициями и религиозными догматами.
Растение инжир, которое упоминается в названии фильма, простирает свои корни на другое дерево, затем становится крепким и растет само по себе. Так и женщины в картине осознают свое право на собственный путь и противостоят злу. Образ охоты за ними в развалинах старого города отсылает к многовековому террору и бесчеловечному укладу, который так же стар и рушится на глазах, как обветшалые стены, лестницы и переходы. Древние камни безжалостны не только к жертвам, которыми ими закидали когда-то, но и к их палачам.
